Немда и Нийпу

Немда и верный сын его, Йоланда, после того случая с разбойниками стали жить одни в лесной глуши, промышляя охотой, подальше от людей и их лихих дел. Вслед за дикими зверями, лосями и медведями, далеко они ушли на таежный север, в страну могучих елей и сосен.
Йоланда к тому времени уже подрос, но еще был не достаточно силен, чтобы ходить с отцом на охоту. Зато на его плечах держалась все их нехитрое хозяйство. Заботливыми руками сына была сшита меховая накидка не раз спасавшая Немду от холода; еще только подходя к их жилищу, выстроенному из крепких сосновых бревен, охотник видел горящий в слюдяном окошке свет, зажженный Йоландой, который не давал ему сбиться с пути.  
Немда был на охоте, когда неожиданно солнце блеснуло в темно-зеленой листве. Но то было не солнце, - а олень с золотыми рогами.
Стал Немда преследовать чудесного зверя. Долго продолжалась погоня, но когда понял охотник, что не нагнать ему оленя, оглянулся и увидел, как далеко ушел от знакомых мест. Стал он выбираться, а дело было уже к вечеру. Лес кругом. Вдруг видит - дорога идет ложбиной. Откуда здесь взяться, дороге? Знать ортский то путь, да выхода нет, в просветах между деревьями показались первые звезды.
Пошел Немда по ортской дороге. И тут слышит - колеса тележные скрипят, голоса чьи-то, очень низкие, язык чудной, шаги тяжёлые. Но не видно никого. Так он вышел по этой дороге к поляне. А там, на старом пне, видит, ребенок в зыбке лежит. Немда осторожно поднял зыбку, пригляделся, - на голове у ребенка маленький серебряный рог. Хотя то было нечеловеческое дитя, пожалел его охотник, решил взять его с собой. Вот пошел он дальше.
Скоро дорога кончилась, и остановился Немда в раздумье, не зная куда пойти, ведь вокруг, по-прежнему, простирался густой лес, и даже яркий свет, выплывшей из-за облаков, луны не мог указать ему путь.
Вдруг поднялся большой шум, расступились деревья, и на поляну вышла великанша в железном шлеме. Немда, не подав виду, что испугался, загородил зыбку своим телом. Увидев это, великанша вдруг стала уменьшаться в росте, пока не превратилась в молодую красивую женщину с черными как смоль кудрями, которые выбивались из-под шлема. Сказала она Немде:
- Я Нийпу, дочь Кожлы, владычицы леса. Спасибо, что ты не только не причинил моему ребенку никакого вреда, но и пытался защитить его. Теперь проси чего хочешь.
Немда не стал долго раздумывать:
- Хотел  бы я выбраться из этих мест и вернуться домой.
Задумалась орта.
- Отсюда до ближайшего человеческого жилья, даже мне пять дней идти, - сказала она.
- Как же такое могло случиться? - изумился Немда.
- Ну так ведь ты шел нашей дорогой, но дорога эта в одну сторону. А ты, я смотрю, устал и голоден. Завтра мои слуги перенесут тебя в твое жилище, а пока погости у меня, - предложила Нийпу.
Не по душе было все это Немде, да куда деваться. Согласился. Вот передал он этой женщине ребенка и пошел вместе с ней. Шли они по лесу, через самые густые заросли. Только видел Немда как перед ортой все деревья и даже цепкий терновник расступаются, как с шумным уханьем летят прочь хищные совы.
Привела она его к какой-то горе, а в той горе - пещера. Ну а внутри пещеры - палаты из золота, серебра и драгоценных каменьев. Хлопнула Нийпу в ладоши, и явились на ее зов девушки в белых одеяньях. Они сняли со своей госпожи железный шлем, увенчали ее голову венком из золотых листьев. Потом принялись они за Немду, уложили его на теплое ложе, одели в праздничные разноцветные одежды. В это время другие девушки принесли в палаты много еды и питья.
Вот ел он, пил, и с каждым глотком ячменного пива все прекраснее в его глазах становилась черноволосая женщина. А она взяла крезь - большой короб, украшенный искусной резьбою, и стала водить по струнам, петь о любви одской девушки Сави, дочери славного витязя Кюльмезя, и марийского парня Шуэта из селенья, что стояло близ ручья Одоэнгера.
Как-то раз, охотясь, Шуэт вышел к горе Курыл и встретил там деву-воина. Ее конь стоял на самой вершине и, сидя на нем, Сави обозревала окрестности, чтобы потом сказать своему отцу, славному витязю Кюльмезю, где слабее марийская оборона, где есть тайные просеки, по которым можно незамеченными близко подойти к вражьим илемам. Но что же такое случилось, что увидев марийца она не подняла на него меча, не позвала на помощь?
Что же такое случилось, что Шуэт не укрылся за толстым стволом старого клена, не наставил на всадницу стрелу, которая не знала промаха? А то и случилось, что глаза их встретились, и оба они стали пленниками того чувства, которому покоряются даже боги. И хотя они не знали языка друг друга, - к чему язык, когда есть руки? К чему язык, когда есть сердце? - они, разговаривая руками и понимая сердцами, полюбили друг друга и условились встречаться каждый раз на закате солнца на Курыле.
Но прознал про то отец Шуэта и сказал, чтобы сын убил девушку. Но Шуэт ответил ему: "Если срежу я этот цветок, то погибну сам от тоски и печали, засохну, как могучий дуб, у которого вырваны корни; обмелею, как полноводная река, лишенная своих притоков!" И отступился отец Шуэта. 
Но недолго было их счастье. Дошли слухи о тайной любви до славного витязя Кюльмезя, и пригрозил он дочери, что пойдет войной на марийцев, разорит их илемы, если Сави добровольно не расстанется со своим возлюбленным.
Горько было прощание влюбленных в тот вечер. Сказала Сави: "Ах, как бы между нашими народами не было бы вражды, были бы мы вместе. Но со стороны восходящего солнца идут враги. Если бы гнев не застилал очи моего отца, как знать, стали бы мы одним народом - устояли бы тогда, а так недолго остается нам жить свободной жизнью! Прощай же мой возлюбленный навек. Я идут к отцу, покорясь его жестокой воле, и не увидеться нам никогда больше!"
Сказала так и - берега неба как будто бы разошлись, сказывают. Поднялся такой сильный ветер, что показалось - вся земля сотряслась. Загромыхало так, будто гром гремел, начался ливневый дождь с градом. Где прошел он, - образовался овраг. По ручейку Одоэнгер потекла настоящая река.
Когда одийка покидала Курыл, все деревья согнулись, поклонились своими вершинами ей вслед. Вот так Сави возвращалась к своему отцу в Кюльмезь:
Горько стало Немде, охватила его тоска по своим возлюбленным. Вспомнил он свою первую любовь Юксё, дочь ветлужского старейшины Вегенея, которую он спас от страшного змея Турни, вспомнил родившую наследника-сына, но изменившую Увику, вынул из своего охотничьего камзола платок и утер выступившую слезу.
Но только отнял от лица платок, как увидел, что сидит не в роскошном жилище, а в сырой пещере. Его ложе оказалось гнилой колодой, освещавшие жилище орты свечи - светляками посаженными на прутья, ее служанки - покрытыми шерстью дикими созданиями, ну а сама Нийпу оказалась безобразной старухой с редкими седыми космами и перекинутыми через плечо отвисшими грудями. Ее стопы были повернуты назад, а играла она не на сладкоголосой крези, а на бычьем черепе. Хотя Немда не привык чего-то боятся, но ему стало дурно, когда он увидел, что на столе, вместо серебряных блюд с яствами стояли березовые коробы полные слизняков и лягушек, в кубках, вместо пива была обычная болотная вода. - Как бы ты не утерся платком, быть бы тебе навечно со мной, но теперь мне ничего не остается сделать как выполнить свое обещание, - сказала Нийпу. - Но прежде обещай, что отдашь мне то, чего не ждешь встретить дома.
Задумался Немда. Чего бы это могло быть? Птица какая-нибудь с перебитым крылом, которую мог из жалости подобрать Йоланда. Ну и дал согласие.
Дунула она, свистнула, и раскрылась гора. Откуда ни возьмись, явилась пара черных коней с красными, как раскаленные уголья, глазами, запряженная в роскошно убранную повозку. Немда сел в нее, и помчались кони быстрее ветра через леса и долы. Вот стали они подъезжать к знакомым охотнику местам, а тут утро - до того ночь была, - Немда крикнул: "тпру!", остановитесь мол, - вдруг повозка обратилась пнем, кони - черными воронами. Пень остался лежать на земле, а вороны с хриплым карканьем полетели прочь.
Пошел Немда к своей хижине, да видит - место вроде бы то, да не то. Возле хижины стоит какой-то старенький домик, весь в землю врос, крыша прогнила, покрылась мхом и крапивой. Кличет Немда свою собаку, но не выбегает к нему собака, не встречает хозяина, кличет своего волшебного коня, но не отзывается на его зов конь. Вдруг из хижины вышел чернобородый мужчина. Увидел Немду и вдруг, побледнев, спросил его:
- Ты ли это, отец?
- Есть у меня сын, но он еще мальчишка, - ответил Немда.
- Так это я, Йоланда. С тех пор как ты ушел на охоту и не вернулся прошло ровно тридцать лет
Потемнело у Немды в глазах.
- Послушай, все это время я был у орты. Окрутила она меня, в сон волшебный погрузила. В той пещере ее минула ночь, а на самом деле промчалась человеческая жизнь. Но мое тело не чувствует усталости, не знает груза прожитых лет. Почему не встречает меня радостным лаем мой верный пес, почему я не слышу ржание моего крылатого коня?
Покачал головой Йоланда и, указав на старенький домик, вросший в землю, молвил:
- Вот то жилище, которое ты построил своими руками - теперь оно разрушилось. Твой верный пес давно издох, белые кости твоего коня мочит дождь и обдувает ветер, а лыжи твои, те, что несли сами собой - рассохлись, обратились в щепы.
Вздохнул Немда и почувствовал себя в самом деле глубоким стариком, хотя волосы его были также черны и густы, как у сына.
Желая утешить воскресшего чудом отца, Йоланда весело молвил:
- Но зато посмотри на меня отец! Не чаял ты придя домой найти такого молодца, которому давно в пору с тобой на охоту ходить!
Тут раздался в ушах Немды зловещий голос Нийпу: "Обещай, что отдашь мне то, чего не ждешь встретить дома!". Но ничего не сказал он своему сыну. Обнял его и пошли они в хижину. Весь день и ночь пировали, а на утро сказал охотник: так мол и так, не отдам я тебя в руки злой колдуньи. Чего нам в лесу делать? Тебе нужно подыскивать невесту, мне идти, сражаться с врагами марийского народа. Довольно мы пожили тут одни, не для других, а для себя.

* * *

С марийским мифом о Немде и лесной владычице сходен коми-пермяцкий миф о борьбе Перы с лесным духом. Пера состязался с ним и обманул глупого духа: когда соперники стали перетягивать палку, Пера привязал себя ремнем к пню, на ночлеге подложил вместо себя дерево, чтобы дух не убил его. В конце концов Пера ранил лесного духа стрелой, преследовал его до гор, где дух умер у входа в свое пещерное жилище. Там Пера нашел красавицу-жену, но красавица оказалась сама не чужда нечистой волшбы - могла снимать с себя скальп, и Пера, застав супругу за этим занятием, убил ее.
Другой мифический герой коми-пермяцкого народа, Кудымош, как и марийский Немда, был взращен медведицей. По другой версии мифа, матерью Кудымоша была Повсин, одноглазая великанша.
Образ Кудымоша близок образу марийского культурного героя Кугуена. Вот как рассказывает коми-пермяцкий миф о том как Кудымош научил своих соплеменников сеять хлеб: "И приказал князь принести еду и питье, велел посадить чудской народ за стол: перед каждым был поставлен кубок вина и кусок хлеба. А Кудымош хоть и сам пам, хоть уже во многих местах побывал, а не знал того, что такое хлеб и с чем его едят. И тогда князь сказал: хлеб, мол, и показал, как его едят. Попробовал Кудымош - не мясо, не рыба, а мягкое и вкусное. И знать бы, как его, хлеб, выращивают и откуда берут: из воды, с земли? И показал тогда князь откуда его берут, повёл за дом и показал на траву: это, мол, так растёт хлеб. И попросил тогда Кудымош домой хлеб отправить. И дали ему с собой и хлеба и золота. А ещё дали семена ячменя, ржи и прочих злаков, и сказали, как хлеб сеять и растить, как муку делать и хлеб из нее печь. Привезли чудины в свой город ржи и ячменя, овёс и пшеницу, и стал у них тогда свой хлеб:"
Характерно, что Кудымош, как и Кугуен выступает также первым кузнецом. Он первым отыскал залежи железной руды, научился выплавлять железо и делать из него разнообразные предметы. Как и карело-финские Ильмаринен и Вяйнямёйнен, Кудымош создатель первой лодки, научивший людей выдалбливать челны из дерева (мар. пуш), а ведь прежде люди плавали на неповоротливых тяжелых плотах (мар. шоло). Однако если Кугуен, возгордившийсь и восстав против воли Юмо, перешел в разряд отрицательных демиургов, как и  Омоль и Кортайка, тоже открывших тайну железа, но приносивших людям зло, Кудымош, как и Немда, остался защитником своего народа.
Еще будучи юношей, Кудымош стал вождем и одноверменно жрецом, наделенным сверхъественными способностями, - памом. Он разъежал верхом на лосе и был неуязвим для оружия. А если в него все же попадала стрела, он мог излечить рану, прижавшись к Му, матери земле. Чтобы отразить нападение врагов, Кудымош мог чарами вызвать бурю на реке.
Рассказывают, как обиделась на него жрица Чикыш (Варсенге, мар. "ласточка") за то, что Кудымош велел, презрев ее советы, поставить новый город на Изъюр, каменной горе, чтобы до бога Войпеля лучше доходили молитвы. Тогда Кудымош  поднял руки навстречу солнцу, встал на колени, сказал: "О, ясное солнце! Открой ты глаза у пожилых людей, дай ты разум потерянным людям, покажи нам место, где нам жить!" И тут заметила чудь, как ярче стало светить солнце, как огненное, и стало посылать свои лучи на север, где стояла красная гора на которой Чикыш велела земли не копать, жилищ не ставить. "Вот где нам жить, люди!", - крикнул юный вождь и отправился туда. И за ним пошли молодые, за ними потянулись пожилые и взяли с собой детей. И устроила тогда чудь летнее жильё-шалаш, затем на горе выкопали ямы и обложили сосновыми брёвнами. И назвали свои новые места Кудынкар (город у устья р. Ку), а молодого пама с тех пор стали называть С Ку-Медведь.
Вот эта жрица и соблазнила Кудымоша рассказом о мансийской красавице Косто: мать заставляла девушку носить на лице маску из лосинной или бычьей шкуры, чтобы отец не выдал ее насильно замуж. Отец красавицы казнил женихова, испугавшихся страшной маски. Чикыш хотела погубить Кудымоша, но Косто полюбила героя с первого взгляда и показала ему свой истинный облик из-под маски.

Завещание Немды

После своего возвращения Немда возглавил борьбу марийцев с иноземными захватчиками. Он вернулся в свой каменный замок Кюпёрт. И хотя с ним не было волшебного крылатого коня, скача на белом жеребце, Немда был быстрее самого ветра. Куда бы не направился враг, он всюду настигал его, и тогда его чудесный меч не знал усталости.
Прошло несколько лет. Йоланда, исполняя волю отца, выбрал полюбившуюся ему девушку и женился на ней.
Однажды старый князь почувствовал, что пришел ему срок покинуть этот мир. Как повествует древняя легенда, "перед смертью Немда приказал похоронить его под холмом на котором стоял замок, положив рядом волшебный меч. И сказал, что в самую трудную минуту, когда другого выхода не будет, сын сможет поднять его из могилы: тогда Немда сослужит последнюю службу своему народу - разобьет врагов. Но горе, если поднимут его без нужды - в этом случае останется народ без защитника навсегда". Немда предупредил, что самый коварный враг будет тот, против которого будет бессильно даже самое большое войско. 
Несколько лет после похорон старого князя прошли тихо. Враги опасались, что он поднимется из своей могилы и жестоко покарает их. Но проходил год за годом, и враги позабыли о страхе, пошли войной на марийцев. Йоланда возглавил войско, но у него не было силы и мужества отца. В первом же бою погибла половина его людей. Упал духом молодой князь, поскакал к холму под каменным замком, трижды объехал вокруг него. Вдруг загудела земля, раскрылся холм, и из него вышел Немда с грозным видом. Громовым голосом сказал он сыну:
- Если ты пробудил меня, стало быть подошло время, пришел враг против которого бессильно даже самое большое войско!  
- Отец, разбита, рассеяна была моя боевая дружина. Сам я еле избежал плена и примчался сюда, за твоей помощью!
Почернело лицо Немды.
- Зачем ты поднял меня понапрасну из могилы? Разве о чужеземцах я говорил перед смертью? Был бы ты мудрее, ушел бы в леса, собрал бы новое воинство. Теперь же, если придет настоящая беда, я уже ничем не смогу помочь.
Сказал так и лег обратно в могилу. Йоланда, сокрушаясь, все же нашел в себе силы собрать новое войско и изгнать захватчиков.
Но вот прознала о случившемся злобная колдунья Нийпу. Считая себя обманутой, прилетела она, примчалась с северным ветром и стала сеять между марийскими племенами семена ненависти. И то был самый страшный враг. Ибо восстал сын против отца, брат против брата, запылал огонь междоусобной войны. А этого только и ждали супостаты. С трех сторон вторглись они в пределы марийских земель. Бросились люди к холму в котором был погребен их герой, стали звать на помощь. К тому времени замок обрушился, и от него остался только один огромный камень. Но напрасно жрецы-туны обильно поливали камень кровью жертвенных животных, никто не отозвался на их мольбы, никто не пришел на помощь людям.
Нескоро марийцы скинули с себя ярмо неволи. Прошли годы, прежде чем они решили объединиться, позабыв про взаимные обиды, и тогда наступил долгожданный день освобождения от многовекового рабства.

* * *

Мифы об ушедших в иной мир древних героях были распространены у многих финно-угорских народов.
Культурный герой мордвы, Тюштян, когда почувствовал приближение смерти, обратился к сородичам за советом: умирать или ему при всем народе, или уйти, скрыв свою смерть. Народ не хотел видеть смерти правителя, и Тюштян ушел, оставив народу медную трубу: ветер заставил трубу издавать звуки, котоыре дожны были свидетельствовать о том, что вождь жив и дух его с народом.
По другому преданию, Тюштян возгордился, пируя со знатью и богачами, а тем временем враги захватили мордовскую землю. Вещие птицы - ласточки бьются в окана палаты Тюштяна и сообщают ему роковую весть. Но гордец не верит в поражение: скорее щука, приготовленная к его столу, будет вновь плавать, а жаренный петух запоет. Тут и происходит чудо: щука пускается плавать в меду, а жаренный петух захлопал крыльями и закукарекал.

Девушка-орех

Кто не слышал историю о Пюкшудэр, девушке-орехе?
В селении Морки, в сторону города Помар, в старину жили отец с дочерью. Однажды к ним явились сувары. Они говорят:
- Ты, хозяин, на такой-то день зарежь для нас своего барана. Ох и начал отец горевать:
- Дочь моя, - говорит, - что же нам делать?
Не горюй! - отвечает дочь. - Вот увидишь, все будет хорошо. А барана зарежь!
В назначенный день явились сувары. Спрашивают:
- Ну, хозяин, зарезал барана?
- Зарезал.
Вынесли барана. Сувары принялись жадно поглощать испеченное на угольях мясо. Насытились и стали выходить из-за стола.
- Посидите, покушайте еще орехи! - сказала им девушка.
Сувары сели и начали грызть по одному ореху и то с трудом. Девушка говорит:
- Э, вам ли нас объедать! Так, что ли, грызут орехи?!
Взяла орехи в горсть, зажала, и только послышалось шыр-шор, сразу их раздавила, только скорлупа разлетелась. Сувары глаза выпучили. Что-то говоря про себя, лыды-лыды, исчезли из жилища старика. Испугались. Девушка была силачкой. Даже отец об этом не знал. Ну а девушку эту так и стали звать с той поры - Пюкшудэр, что значит "девушка-орех".

* * *

Рассказы о девах-воительницах были распространены и в мордовской мифологии. Девушка Килю, обладавшая недюжинной силой, задушила в объятьях вражеского предводителя, а после изрубила мечом его войско, а когда затупился меч, вырвала с корнем молодой дуб и им стала отбиваться. Тогда враги стали обстреливать ее стрелами. Умирая от многочисленных ран, девушка обратилась к богам и те превратили Килю в белую березу. 
Очевидно, что все эти рассказы восходят к мифам о великаншах вроде Пармы, матери Перы, или Дзудзи. Коми-пермяки, жившие на реке Зюдзе, вспоминали, что их предводительницей была великанша Дзудзя. Она разом родила шестерых сыновей-витязей, а чтобы Дудзя могла прокормить их, Ен дал ей еще четыре груди. Сыновья выросли и стали жить в собственных городах на Каме, а в главном городе правила Дзудзя. Но враги напали на коми, разорили их города и полонили всех женщин. Тогда Дзудзя велела сыновьям объединиться, и все коми стали ловить ворон. Они отправились с птицами к враждебному городу и выпустили ворон на волю. Враги принялись стрелять в ворон и истратили все стрелы. Тут-то Дзудзя и ее сыновья одержали победу над ними.  

О том как новгородцы захватили марийскую крепость Кокшар

Когда-то в древности марийцы жили в Кокшаре (на Вятку, Виче, они пришли еще в Х в.). Но вот, с севера, в лето 1147 года, со стороны верховьев Унжи, подошли к городу новгородские лихие люди и начали воевать с марийцами. Вокруг стен своего города марийцы выставили по совету старейшины Сёза огромные лапти, в рост человека. Пускай враги подумают, что здесь великаны живут! Новгородцы испугались и отступили.
Однако, отойдя от крепости, они поняли, что марийцы их провели. И вот велел Улеб, предводитель новгородцев, связать множество плотов. На каждый такой плот новгородцы поставили по искусно вырезанному из дерева воину. Перед новым штурмом, плоты были спущены вниз по Вятке. Когда они проплывали мимо стен Кокшара, стража повысыпала на стены, дивясь деревянным воинам. Новгородцы тем временем подошли с другой стороны и, неожиданно напав на город, взяли его.